Труд последних 30 лет жизни поэта и исследователя идиша Хаима Бейдера вышел уже после его смерти.

 

Поди не поверь в судьбу. Я спустился в лавку за поминальной суточной свечей, чтобы зажечь ее, по нашему обычаю, в годовщину папиной смерти. Зашел по пути на почту забрать бандероль. Не знал, что и откуда –  «Доар Исраэль» не балует подробностями в извещениях.

Это был «Лексикон».

Тут же, на скамейке у почтовой конторы, содрал крафтовую рубашку упаковки. Яркое декабрьское солнце, отражаясь от белого иерусалимского камня стен сефардской синагоги напротив, загорелось на красном с золотом переплете. Приятная тяжесть настоящего энциклопедического тома, знакомый запах типографской краски и клея. Это чувство, когда впервые берешь в руки книгу, которую ждал годами, рождение и создание которой видел, — оно несравнимо ни с чем. Но здесь большее. Мои переживания – лишь эхо.

Папа работал над этой книгой более тридцати лет, считал ее своим главным долгом в жизни, в которой сделал много, хотя и намного меньше, чем хотел и мог. И все же семи с лишним лет до нее не дожил.

Под стеной иерусалимского камня, сочащейся золотом на зимнем израильском солнце, разворачиваю ее я, а не он – арифметика сильнее справедливости. Он не увидел итога своего труда. Сегодня я зажгу свечу, нетвердо надеясь, что ее слабый огонек даст ему знак — и, может, хоть так — из небытия – увидит.

«В России надо жить долго», — предрекал Чуковский. Не только в России, не только… Но оказавшимся по жребию рождения в России еврейским литераторам – обязательно. Большинству из них окоротили жизнь насильно. У тех немногих, кто уцелел, надолго отняли возможность заниматься своим делом. Папа был из вторых. Чудом избежав сталинского катка в 1948-м и относительно легко задетый им в 1952-м, он вернулся в еврейскую литературу уже сорокалетним, а после пятидесяти получил редкую для еврейского литератора возможность вытаскивать из небытия, из забвения собратьев по цеху – живых и еще более – павших; их и было больше.

Папа стал заместителем главного редактора единственного в Советском Союзе литературного журнала на идиш «Советиш Геймланд», о котором сейчас принято не говорить ничего или только плохое, несмотря на то, что он покойник. Походя забывая, что это был настоящий литературный журнал на языке, который уже прекращал быть вообще, единственное серьезное еврейское издание в стране, где само слово «еврей» имело отрицательную коннотацию. И соответственно, был единственной площадкой для публикации произведений еврейских литераторов этой недоброй к ним страны. А также – единственным островком родного языка для тех, кто его знал, и редким мостом возвращения к языку предков для тех, кто стремился узнать, изучить, писать на нем.

Придя в журнал, папа получил две уникальные возможности.

Во-первых, доступ к материалам по еврейской культуре, литературе на идише, языку. Их пачками слали в редакцию энтузиасты и родственники еврейских литераторов, и до папиного прихода эти залежи пылились в редакционных шкафах без надобности. Еще журнал получал издания на идише со всего мира, и папа их внимательно изучал, вылавливая по крохам сведения о еврейских писателях, артистах, художниках, ученых. Он зарылся в архивы и рукописные отделы крупнейших библиотек. Еврейские фонды хранились там не разобранными со времен разгрома еврейской культуры в конце 40-х, часто просто в мешках. Он был первым читателем многих документов. А нюх на поиск сенсационных сведений у него был особый, наверное, врожденный.

Во-вторых, у него был доступ к публикации своих находок – тоже благодаря, конечно, журналу.

Это можно было бы счесть личной удачей исследователя. Однако папа воспринимал свою работу миссией.  Он не мог, понятно, возродить эту почти исчезнувшую культуру, эту расстрелянную литературу, которую считал уникальной и великой. Но мог восстановить память о ней, вернуть нам, уже мало с ней знакомым, хотя бы осознание ее масштабов и силы. Тоже своего рода воскрешение – как сейчас сказали бы, виртуальное.

Со временем папа стал, может быть, самым большим знатоком идишистской культуры – по крайней мере, той ее части, что создавалась и существовала на территории Восточной Европы, а это и был главный ее ареал. В конце жизни он понял, что остался чуть ли не единственным, кто может это сделать. И решил, что обязан это сделать. Больше некому.

Здесь кончается личная история и начинается, неловко употреблять это слово, общенародная.

Еще в конце 70-х папа завел в журнале рубрику «Материалы к лексикону еврейской литературы», где стал рассказывать о еврейских литераторах, деятелях искусства и науки.

Почему «лексикон»? Не «словарь», не «энциклопедия», не «очерки»?

В мире идиша существует единственное фундаментальное издание, значение и авторитет которого сродни «Британской энциклопедии» на Западе, «Энциклопедии Брокгауза и Ефрона» в России, Google в Интернете.

Это 8-томное издание «Лексикон новой еврейской литературы», подготовленный самым престижным научно-исследовательским институтом гуманитарных наук на идише ИВО и выпущенный под эгидой Всемирного конгресса еврейской культуры в 1956-1981 годах в Нью-Йорке. Там собраны биографии всех известных составителям «Лексикона» еврейских литераторов, писавших на идише.

Есть там статья и о папе. Последнее событие в ней датируется 1947 годом, когда ему, молодому тогда поэту, устроили персональный творческий вечер в Киеве, во время съезда писателей Украины. Завершается статья значимой фразой: «Дальнейшая судьба неизвестна».

В те времена это означало «Скорее всего сгинул в сталинских лагерях». «Лексикон» составлен по алфавитному принципу, так что статья о Бейдере была в первом томе, который вышел, когда репрессированные еврейские писатели, если уцелели, то еще сидели или только начали выходить на свободу. И знать о дальнейшей судьбе Хаима Бейдера американские исследователи идиша не могли: он вернулся в литературу на родном языке, когда ее опять разрешили, — в 1961-м.

«Лексикон» ИВО, повторяю, самое авторитетное и надежное справочное издание по еврейской литературе на идише. Знаменитый 8-томник стоял на почетном месте у каждого ученого-гуманитария, занимающегося идишем, и еврейского литератора, пишущего на идиш, в мире. В СССР он был, конечно, библиографической редкостью, еще более уникальной, чем «Еврейская энциклопедия» Брокгауза и Ефрона. Но в папином кабинете – и в журнале, и дома – он находился всегда под рукой.

Он очень любил это издание. Но были у него и претензии к «Лексикону». Они касались статей о еврейских писателях Советского Союза. Не хватало многих важных имен, многие сведения о тех, кто вошел в «Лексикон», были неточны. Что понятно: ИВО располагался в Нью-Йорке (хотя изначально его штаб-квартира была в довоенном Вильно), а сведения из-за «железного занавеса» о живущих или живших там писателях доходили скудные.

Папа загорелся идеей издать 9-й том «Лексикона» — полностью посвященный литераторам, писавшим на идише в Советском Союзе. Это была практически неосуществимая мечта, когда СССР существовал. Советским властям «Лексикон» советской еврейской литературы был на фиг не нужен. А советскому литератору, заместителю главного редактора всесоюзного журнала, предложить издать словарь в находящемся  в Нью-Йорке еврейском институте было немыслимо. Мечта оказалась еще более нереальной, когда окрылись границы, распался СССР, но и прекратил свое существование журнал «Советиш Геймланд», а книги на идише вообще перестали выходить.

Папа пытался заразить своей идей израильтян – когда приезжал по приглашению кафедры идиша Еврейского университета в Израиль. Над ним смеялись: московский мечтатель. Он и сам это понял, когда оказался в Нью-Йорке, стал частым гостем в ИВО, а Всемирный еврейский конгресс пригласил его возглавить, выходящий под эгидой Конгресса старейший в мире журнал на идише «Цукунфт», что в переводе означает «Будущее». Поскольку воочию убедился, какое будущее у крупных исследовательских и тем более издательских проектов на идише.

Тогда он решил, что сделает «Лексикон» сам. Ну и что, что над предыдущими восемью томами работал целый институт, а он один и ему под восемьдесят?  Раз больше никого – значит он сам. Ведь и в атаку ходили в одиночку.

Работой над «Лексиконом» были заполнены все его дни в его последние годы. Параллельно он написал еще несколько книг, из которых издать удалось только одну – из материалов «Лексикона» — «Этюды о еврейских писателях», да и то за свой счет. Эту книгу он так и не увидел. Может, и хорошо, что не увидел. Киевский издатель сэкономил по полной: выпустил книгу в мягкой обложке, хотя обещал переплет, без единой иллюстрации, чтобы не тратиться на ретушь, и не в срок.

Один раз мелькнул луч надежды. Папу регулярно приглашали на фестивали идиша в Дрезден, принимали как почетного гостя, любили. Немцы (а это именно немцы – не немецкие евреи) издали отдельной книжкой – на немецком и идише – его поэму «Мемориал». И как-то предложили издать «Лексикон». Сначала на немецком.

Я честно говоря смутился, когда узнал об этом.

— Ладно, — сказал папа, всю семью которого расстреляли на Рош а-Шана в 1942-м под Купелем, — если немцам это нужнее, чем евреям, пусть выйдет на немецком. Я же написал на идише.

Но не вышло и на немецком.

И вот теперь, почти через восемь лет после его смерти вышло на идише. Все, как он хотел – и под эгидой Конгресса, который выпускал 8-томник ИВО. 9-й том, надеюсь, получился не хуже предыдущих. Меньше осталось у него читателей. Но это уже не в папиной власти и не в нашей.

Конечно, я воспринимаю эту книгу как памятник папе. Но это памятник и 500 еврейским писателям, вошедшим в «Лексикон». Всей литературе, которую они представляли и о которой многие думают, что ее нет, как не было. Она есть, или по крайней мере была. Свидетельство тому – папин «Лексикон».

Я же говорил, что эта история — не личная.

Публикация: «Окна»,

декабрь 2011