Место хрониста в строю

Профессор Бар-Зоар — создатель официальной истории Израиля и непосредственный участник ее

Профессор Михаэль Бар-Зоар сделал из своей профессии биографию. Или наоборот: из биографии – профессию. Он предпочитает описывать исторические события, в которых сам принимал участие. Иногда собственное участие становится условием для написания им новых книг. При том, что многим событиям, в которых он был замешан, а то и сыграл важную роль, суждено остаться только в его памяти: «не то чтобы не знаю – рассказывать нельзя».

Историческая миссия

Он – один из самых известных израильских историков и писателей. Автор более полусотни книг. Многие из них стали бестселлерами. Его книга о Бен-Гурионе (Бар-Зоар был первым биографом первого израильского премьера) переведена на  20 языков, книга по истории Моссада – на 39. Многие факты из истории Израиля, которые сейчас стыдно не знать, обнаружены и впервые обнародованы профессором Бар-Зоаром.

При этом он совершенно не похож на кабинетного ученого, да и не является им. Воевал во всех войнах Израиля, начиная с Синайской кампании 1956 года (операция «Кадеш») и кончая Первой ливанской 1982 года, куда отправился, к ужасу армейского командования, десантником-резервистом, уже будучи депутатом Кнессета. В свои 80 он каждое утро проплывает километр и каждый вечер проходит 5 км. Замечательно держит стакан (лично проверял, — В.Б) и прекрасно разбирается в винах. Последнее – в общем, естественно: Бар-Зоар родился в Болгарии, докторат защищал в Сорбонне, где и сейчас регулярно преподает.

Для полноты формальных признаков успешной биографии  можно было бы добавить вереницу литературных, журналистских и научных премий – израильских и зарубежных, орден Почетного Легиона, но всего не перечислить, и все равно перечень будет не полным, поскольку пополняется по сей день.

В апреле нынешнего года, в самый канун юбилейного Дня Независимости, Бар-Зоар выпустил книгу, которую любой автор счел бы главном делом жизни, а научный институт – вершиной успеха.

У нее простое и совершенно исчерпывающее название: «Краткая история государства Израиль».

Довольно странно, что такой книги не было за все 70 лет существования государства, но это так. В Израиле и еврейском мире ей суждена такая же судьба, какая была у «Краткого курса истории ВКП (б)» в СССР, — самого  распространенного издания, общепризнанного историографического канона. Но там это насаждалось идеологическим и административным диктатом. А новое произведение Бар-Зоара будут читать, изучать и цитировать, потому что это чрезвычайно компетентно и невероятно интересно. Он вообще считает, что манера большинства его  коллег-историков излагать материал сухим научным языком – досадное заблуждение. Для него история – прежде всего драма, и писать ее надо как увлекательное произведение.

Первым местом за границей, где Бар-Зоар представил свою новую книгу, стала Москва. Профессор был специальным гостем на вечере Российского еврейского конгресса в честь 70-летия Израиля. Там он рассказал, в частности, один из эпизодов книги – о том, как этого государства вполне могло не быть. Настоящую драму – когда за три дня до провозглашения Израиля его отцы-основатели готовы были  отказаться от своего замысла.

Самые волнующие детали этой истории, которую Бар-Зоар реконструировал буквально по часам на основании архивных документов и свидетельств участников событий, рассказал ему сам Бен-Гурион.

Как Бар-Зоар стал человеком, с которым основатель государства делился самым сокровенным – особая история, характеризующая их обоих.

Отказник

В армию Михаэля призвали в январе 1956-го. В ВВС, на курс летчиков. Туда и сегодня отбирают лучших из лучших. Но сейчас в ЦАХАЛе есть еще несколько подразделений, куда попадают самые одаренные, элита. А тогда их еще не существовало. Поиск наиболее перспективных ребят шел, начиная со школы, и все эти сливки снимали ВВС.

Способности Михаэля Бар-Зоара оценили как выдающиеся, здоровье у него оказалось идеальное, так что его армейский  путь лежал в летчики. Однако летчиком он не стал. Что тоже распространенное явление. Из ста тщательно отобранных лучших до конца курса доходит не больше десяти – отсев жесткий. Среди знаменитых военных я знаю, по крайней мере, двоих, которые начинали службу на курсах летчиков, но были отчислены: бывший премьер и министр обороны Эхуд Барак, который стал бойцом спецназа Генштба «Саерет маткаль», а затем и командиром этого самого элитного подразделения ЦАХАЛа (а затем возглавил военную разведку АМАН и Генштаб), и бывший начальник АМАНа Аарон Зеэви-Фаркаш.

— И вас отбраковали? — спрашиваю у Бар-Зоара, изобразив на лице сочувствие.

— Нет, сам ушел, — говорит он. – Довольно быстро понял, что это – не мое. Ну, не мог я всерьез участвовать в этих играх: «Ты – МиГ, ты – «Мираж». Атака! Ваши действия?» Неинтересно было обсуждать преимущества и недостатки разных авиамоторов. Да и не собирался связывать себя с армией на годы после срочной службы (для летчиков это обязательно, — В.Б.). Хотел учиться, заниматься историей  – я по складу гуманитарий.

Он попросил об отчислении. Рассчитывал продолжить службу в десанте («Я был довольно крепким парнем, не сомневался, что справлюсь», — рассказывает сейчас). Но добро не получил. «Ты к нам попал, потому что зачислен в разряд молодежной элиты, — объяснили ему в кадрах, — так что принадлежишь ВВС, мы тебя никуда от себя не отпустим. Не хочешь быть летчиком – не надо. Будешь служить на земле, но у нас».

Его направили в разведку ВВС. А в конце октября того же года началась операция «Кадеш». Еще ее скромно называют Синайской кампанией.

На самом деле это была настоящая полномасштабная война. Первая, в которой ЦАХАЛ (прежде испытывавший большие структурные, кадровые и особенно ментальные проблемы) заявил о себе как о сильнейшей армии региона – грозной, умной, ломающей каноны.

Операция «Кадеш» стала не только предтечей, но и генеральной репетицией фантастически победной Шестидневной войны.

Самую заметную роль в ней сыграл десант, куда Бар-Зоара не допустили. Он не участвовал ни в крупнейшем со времен Второй мировой парашютном десантировании батальона Рафаэля Эйтана (Рафуля) на перевал Митна, ошеломившем египтян, ни в рейде бригады полковника Ариэля Шарона через Синай, на шестой день вышедшего к Суэцкому каналу. Всю эту войну рядовой Бар-Зоар провел не то что на земле, а под землей – в бункере штаба разведки ВВС.

— Чем вы занимались там?

— Авиацией Египта. Получал донесения от наших агентов там, обрабатывал и анализировал их – выяснял дислокацию, планы, имена. Нас очень хорошо учили. Освоенные в разведке  методы работы с источниками, разрозненными фактами я стал использовать потом в своих исторических исследованиях.

Эта война стала переломным моментом в истории ЦАХАЛа, что потом забылось на фоне ее продолжения – Шестидневной, которая затмила все предыдущее. Но и в судьбе самого Бар-Зоара она сыграла решающую роль.

Из бункера — в мир

Окончив Еврейский университет в Иерусалиме, Бар-Зоар отправился проходить  докторантуру в Сорбонну. Изучал франко-израильские отношения, медовый период которых пришелся как раз на канун Синайской кампании. Это была любовь, хотя и любовь по расчету. Общие враги толкнули Израиль и Францию в объятья друг друга.

После прихода к власти в Египте «молодых офицеров» арабы устроили Израилю настоящую блокаду. Новый египетский лидер Гамаль Абдель Насер закрыл Суэцкий канал для израильских судов и для всех других, перевозящих грузы для Израиля и из него, блокировал Тиранский залив, лишив еврейское государство выхода в Красное море. То есть сделал то, что потом повторит в 1967-м, чем доведет ситуацию до Шестидневной войны, которую с треском проиграет. И был у него еще один стимулирующий фактор, который повторится затем в 1967-м: массированная советская военная помощь.

СССР в стремлении расширить свое влияние на Ближнем Востоке, решил открыть здесь фронт противостояния западному империализму, опираясь на свободолюбивых и воинственных арабов. С 1955 года Москва стала усиленно вооружать арабские страны – прежде всего Сирию и Египет. Современные танки, самоходки, тяжелые орудия, самолеты, военные корабли пошли таким густым потоком, что их количество в Египте стало вчетверо превышать оснащенность ЦАХАЛа. В Израиле знали одержимость Насера реваншем за позор в Войне за Независимость, в которой он принимал участие, и были убеждены, что такое очевидное преимущество  в количестве и качестве вооружений подтолкнет честолюбивого полковника к осуществлению заветной мечты.

Израильтяне обратились к США: мол, мы здесь воюем вашу войну, дайте, хоть чем. Но американцы, как уже бывало не раз и будет много раз позже, предпочли не вмешиваться – и в поставках вооружения отказали. А французы пошли навстречу.

Был у них интерес: они вели тяжелую войну с арабами в Алжире, а Насер помогал алжирским повстанцам и обещал вмешаться со всей своей возросшей, благодаря советским поставкам, силой. Возможность загасить этого панарабиста руками израильтян представлялась им чрезвычайно выгодной, к тому же евреи платили. Франция стала самым близким и верным зарубежным партнером Израиля и основным поставщиком вооружений. А в Суэцком кризисе – еще и военным союзником, вместе с Великобританией. И это был пиковый момент французско-израильского сотрудничества.

Для докторской Бар-Зоар выбрал именно его. Сведения и навыки, которые он почерпнул, когда сидел в бункере разведки ВВС, разбирая донесения израильских агентов в Египте, сильно помогли ему в работе над французскими,  израильскими и зарубежными источниками – знал, где что и как искать. И у него получилась самое обширное и глубокое исследование об этой войне. На основе докторской диссертации он написал свою первую книгу —  «Средиземноморский мост». Она вышла во Франции  и  вызвала там огромный интерес.

«Хуцпан»

Первый успех так вдохновил молодого автора, что он отправил книгу одному из главных участников описываемых в ней событий – Давиду Бен-Гуриону. Надежда на то, что тот ее прочтет, была слабая, хотя премьер французским владел. Ну, чтоб знал, — дебютанта распирало от гордости.

Но случилось непредвиденное. Вскоре Бар-Зоар получил от Бен-Гуриона письмо с восторженным отзывом на свою книгу. О таком признании молодой автор не смел и мечтать. Однако  тут же стал мечтать о совсем уж несбыточном. Как-то он встретился с секретарем Бен-Гуриона по военным делам   Хаимом Исраэли – легендарной личностью: начав с Бен-Гуриона (который совмещал премьерский пост в должностью главы оборонного ведомства), Исраэли был советником 14 министров обороны Израиля. Бар-Зоар похвастался полученным от премьера письмом и попросил Хаима  передать боссу свое предложение.

-Я хочу написать биографию Бен-Гуриона, — сказал он. – Но у меня есть условие: он должен допустить меня до своих черных тетрадей.

В окружении премьера знали, что Старик ведет дневники. Все происходящее с ним и свои сокровенные мысли записывает в черных тетрадях, которые никому не показывает.

И вот этот выскочка – 24-летний новоиспеченный доктор, автор единственной книги, репатриант – то есть израильтянин в первом поколении, без всяких связей в истеблишменте, — не только замахивается на то, чтобы стать первым биографом отца-основателя Израиля, вождя и создателя государства и всего сущего, что в нем есть, но и выдвигает условие: чтобы тот допустил его до сокровенного – своих черных тетрадей.

Это была типичная «хуцпа исраэлит» — израильская наглость, хорошо известная в мире, часто поминаемая без перевода и повсеместно осуждаемая. Правда, говорят, что благодаря этой «хуцпе» Израиль появился, есть и стал таким, как есть.

— Когда я рассказал о своем разговоре с Исраэли дома, — рассказывает Бар-Зоар, — меня сочли сумасшедшим, подняли на смех, назвали «хуцпаном», каких не было в нашей интеллигентной семье, и велели никому не рассказывать об этом наглом казусе.

Но через две недели ему позвонил Исраэли.

— Бар-Зоар, все в порядке! – сказал он.

— Что в порядке, Хаим? – не понял Михаэль, уже успевший подзабыть о своей выходке. – Ты вообще о чем?

— О том, что ты просил у Старика. Он тебя ждет завтра.

Дело принимало неожиданный оборот.

— Я не просто удивился, а испугался, — признается Бар-Зоар. – С Бен-Гурионом мы не были знакомы. Я хорошо представлял, кто я и кто он. Какие у него основания поверить мне? Все решится на этой встрече.

Всю ночь он не спал. Писал меморандум с аргументами, идеями, планами – чтобы выглядело убедительно, чтобы все логично выстроить и ничего не забыть. Вышло 40 страниц.

— Четыре? – переспросил я, решив, что либо он ошибся, либо мне послышалось.

— Нет, сорок! – подтвердил Бар-Зоар.

На следующий день он надел костюм, галстук – и отправился домой к Бен-Гуриону, на бульвар в Тель-Авиве, носящий теперь его имя. Тщательность в одежде была не излишней. Прежде всего ему предстояло пройти фейс-контроль Поли – жены премьера, заслуженной героини израильского фольклора тех лет. Она стерегла мужа, как Цербер. Всех приходивших к нему встречала на лестнице, и если кто ей не нравился, вызывал подозрение или раздражение – не пускала на порог. Никакие возражения не помогали — приговор был окончательным. «Кстати,она почти не ошибалась, — посмеивается Бар-Зоар, — интуиция у нее была потрясающая». Его Поля, хоть и оглядела с головы до ног с недоверием, но в дом пустила.

— Это ты – Бар-Заор? – сказал ему Бен-Гурион с порога. – Садись здесь. Так какие вопросы?

— Какие вопросы? – обескураженно залепетал Бар-Зоар, теребя в руках пачку листов со своим меморандумом, все еще надеясь его вручить или зачитать.

— Ну, ты мой биограф? Что ты хочешь знать? Задавай свои вопросы!

Так это началось.

Разрыв

На следующей их встрече Бен-Гурион повел его наверх, под самую крышу дома, в котором находилась его квартира, и отпер железную дверь. За ней открылось огромное помещение, уставленное стеллажами с документами. Протоколы заседаний, черновики постановлений с еще подмандатных времен, правительственные решения, письма – десятки тысяч ценнейших для истории бумаг. И в самом укромном месте – те знаменитые черные тетради стопками.

Бар-Зоар стал ходить туда, как на работу. Переписывал, переснимал, систематизировал по годам и по темам. А еще они подолгу беседовали. Бен-Гурион был достаточно откровенен. Но если о чем-то не хотел говорить, вытащить из него информацию не имело никаких шансов. Как-то Михаэль стал выспрашивать премьера о каких-то аспектах взаимоотношений с арабами.

— Бар-Зоар, — вместо ответа спросил Бен-Гурион, — а откуда у тебя такие черные волосы?

— Ну, откуда, — отмахнулся тот, — родился таким. Так вот, арабы…

— А что, и отец  твой, и мать такие же черноволосые?

— Да, оба. Мы остановились на арабах. Что вы думали о…

— И оба они из Болгарии?

«Я понял, — говорит Бар-Зоар, — что эту крепость мне не взять, и сменил тему».

В доме Бен-Гуриона он познакомился и близко сошелся с молодой порослью израильских лидеров, которых Старик готовил себе на смену в руководстве страны. Моше Даян, Ицхах Рабин, и самый юный из них — Шимон Перес, с которым они подружатся, а через полвека Бар-Зоар станет и его биографом. Они продолжали часто навещать своего гуру, и когда он оставил премьерский пост, — отчитывались, советовались по всем важным решениям, которые принимали на своих уже высоких постах.

Бар-Зоар был свидетелем и участником этих бесед, ему доверяли, он стал, хоть и  пришлым, но своим — младшим членом этой сплоченной команды.

Идиллия внезапно прервалась, когда вышел первый вариант его книги «Бен-Гурион». Бар-Зоар написал ее по-французски и издал во Франции. Старика она возмутила.

Он вызвал к себе автора – и устроил ему выволочку такого обличительного накала, о котором его биограф, конечно, знал и даже описывал, но не наблюдал никогда и тем более не испытывал на себе. Гнев Старика вызвала глава в его биографии о «деле Лавона».

Это один из самых, если не самый позорный эпизод в истории Израиля.  В 1954 году, желая предотвратить уход английских войск после национализации Суэцкого канала, военная разведка устроила крупномасштабную и неумелую провокацию в Египте. Завербовав и наспех подготовив сионистски настроенных молодых египетских евреев, АМАН послал их устраивать теракты против англичан и американцев в Каире и Александрии. По замыслу, теракты припишут арабским экстремистам – и это якобы удержит англичан от вывода войск.

И без того сомнительная операция была из рук вон плохо спланирована и развивалась не по плану. Агенты засыпались, 13 человек были арестованы. Их страшно пытали, двое покончили с собой, двоих повесили, остальные провели ужасных египетских застенках долгие годы.

Эта история привела к тяжелому кризису в политическом руководстве и армии. Министр обороны Пинхас Лавон и начальник военной разведки Биньямин Гибли валили вину друг на друга. Бен-Гурион, несколько месяцев назад ушедший в добровольную отставку, требовал тщательного расследования и жестокого наказания виновных. Его приемник на посту премьера Моше Шарет не мог переломить саботаж партийной верхушки, которая стремилась вывести своего парня Лавона из-под ответственности за позорный провал. И Бен-Гурион вернулся из кибуца во власть, чтобы навести порядок, записав в черной тетради того времени: «Главное – это безопасность и армия».

Но и ему не удалось переломить сопротивление партийных функционеров, когда «дело Лавона» всплыло вновь через несколько лет. В знак протеста он вышел из родной партии МАПАЙ и организовал новую – РАФИ, у которой шанса стать правящей не было.

Все перипетии скандала вокруг Лавона Бар-Зоар описал в книге. Это и разозлило Старика – автор испортил ему биографию грязной историей. В гневе он был страшен, выражений не выбирал. Но перед ним стоял уже не мальчик.

— Бен-Гурион, — сказал он, — я ваш верный соратник. В политике, где вы ни будете, куда ни пойдете – я всегда буду с вами. Но в моей работе — что писать, чего не писать, как писать и как оценивать – решаю только я. Здесь никто мне не указ, даже вы.

— Он вас понял? – спрашиваю я.

— Он меня выгнал, — и даже сейчас в его голосе чувствуется та давняя обида.

Перелом

Разрыв был полный и, как считал Бар-Зоар, окончательный. Долгое время они не общались. Как-то увиделись на собрании партии РАФИ, но вели себя как чужие. Бен-Гурион сидел в президиуме, его опальный биограф – в зале, и ни разу они не встретились даже взглядами.

Но после собрания, когда почти все уже разошлись, к нему подошла младшая дочь вождя, Ренана:

— У тебя найдется три экземпляра твоей книги? Отец хочет подарить своим друзьям из Франции. Занесешь ему?

Они помирились без извинений. И второй вариант книги – уже на иврите – Бен-Гурион принял благосклонно, хотя «дело Лавона» оттуда никуда не делось. Они опять стали часто встречаться. Бар-Зоар уговаривал Старика написать мемуары.

— Зачем? – недоумевал тот.

— Ну, чтобы оставить потомкам, записать для истории.

— Запомни, Бар-Зоар, — сказал Бен-Гурион, — историю не пишут, историю делают!

И Бар-Зоар от него с идеей мемуаров отстал. Но запомнил.

Бен-Гурион был яростным противником Шестидневной войны. Считал, что ни в коем случае нельзя воевать сейчас – у арабов слишком большое преимущество, Израилю не совладать – будет пять тысяч погибших. «Завтра придет Моше (Даян, — В.Б.), — писал он в дневнике 4 июня, — и я ему все скажу. Они совершают громадную ошибку!»

— Но, — рассказывает Бар-Зоар, — Моше не пришел ни завтра, ни послезавтра. Лишь через три дня прислал вместо себя офицера Генштаба с номерами уничтоженных египетских самолетов. Несколько страниц.

Сам он воевал на Синае. 10 июня, то есть на пятый день войны, его нашел в палатке посыльный комбата: «Ты Бар-Зоар? Бегом в штаб – тебя к телефону».

Звонил Моше Даян:

— Мики, ты назначен секретарем министра обороны по связям с общественностью. Завтра в 8 утра будь у меня в офисе!

— Моше, ты знаешь, где меня застал? – сказал ошарашенный Бар-Зоар. – Я на самом берегу канала. Мне к восьми никак не успеть.

Даян задумался. Он не любил менять своих решений.

— Хорошо. В 8:30!

Целый день Бар-Зоар на перекладных – где вертолетом, где на попутках – добирался в Тель-Авив. Добрался поздним вечером и, не заходя домой, как есть – потный, в каске, в  грязной полевой форме – отправился к Бен-Гуриону.

— Он очень обрадовался, — рассказывает Михаэль, — впервые за время нашего знакомства обнял меня. Он вообще любил принимать солдат с фронта.

Бен-Гурион расспрашивал о боях, настроении в армии. И когда гость уже собрался уходить, остановил его:

— Бар-Зоар! Я решил писать мемуары.

Тот давний разговор о мемуарах и истории они запомнили оба.

— Я осознал, — говорит Бар-Зоар, — что присутствую при личной драме. Он понял, что есть в Израиле люди,  которые видят лучше и дальше его, умеют побеждать не хуже его и без него. Период, когда он делал историю, кончился – пришло время ее писать.

История – делать или писать?

Этот выбор — заниматься историей или творить ее – стоял перед многими израильтянами в то тревожное и романтичное время, когда судьба страны решалась каждый день и могла зависеть от каждого, слава ценилась выше богатства, а история не считалась уделом аутсайдеров – она создавалась в режиме онлайн.

В 1952 году 25-летний майор Ариэль Шарон взял отпуск в армии для учебы на истфаке Еврейского университета. Перед первой сессией его отозвал из отпуска командующий Иерусалимским округом полковник Шахам, чтобы тот создал первое антитеррористическое подразделение ЦАХАЛа – «Отряд 101», предложив именно такой выбор:

—  Либо ты будешь всю жизнь изучать, что сделали другие, либо другие будут изучать, что сделал ты.

В отличие от профессионального военного Шарона или профессионального политика Бен-Гуриона, выбор Бар-Зоара был, вроде бы, диаметрально противоположным. Но дух времени не позволял ему заниматься «чистым искусством».

В 1968 году он уже был известным историком, книга «Бен-Гурион» расходилась по миру, а в Израиле входила в круг обязательного чтения. Его вызвал к себе к себе легендарный Рафуль, будущий начальник Генштаба, тогда командовавший десантными войсками, и предложил написать историю израильского десанта.

Бар-Зоар опять выдвинул условие: возьмется за работу, только когда сам послужит в десанте. Пройдет курс специальной подготовки – с парашютными прыжками, тяжелыми марш-бросками в десятки километров по жаре с полной выкладкой и всем, чем положено, — как все. Ему уже было 30, он был всего лишь сержантом, никто не ждал от него военных подвигов – позвали книгу написать, а не геройствовать.

Рафуль, который и сам отличался крутым нравом и редким  упрямством, счел это требование мальчишеской наглостью зарвавшегося «шпака» – и выгнал его из кабинета. Но через некоторое время, видимо, перебрав еще несколько кандидатур, позвал опять, дал направление на курсы десанта и велел там так погонять самонадеянного писаку, чтобы небо ему казалось с овчинку каждый день. Но Бар-Зоару этого и надо было – он хотел влезть в шкуру десантника, прежде, чем о них писать. И курс прошел полностью, и резервистскую службу стал проходить в десанте.

В хаосе первых дней войны Судного дня ему не нашлось места в своем батальоне. Он отправился искать себе применение сам. Добрался на Синае до штаба генерала Шарона, с которым приятельствовал давно. Тот метался по штабной палатке, как зверь по вольеру.

— Арик, ты чего психуешь? – спросил его Бар-Зоар. – Никогда не видел тебя таким.

— Надо форсировать канал, — ответил ему Шарон. – Прорвемся на тот берег – и выиграем войну!

— Так форсируй!

— Сто раз говорил это Дадо (Давид Элазар – начальник Генштаба, — В.Б.) – он против.

— Так обратись к Моше!

— Не могу, — ревел Шарон. – Субординация! Не имею права  обращаться к министру обороны через голову начальника Генштаба.

— Но я-то могу! – предложил Бар-Зоар. – Пусть соединят.

Это тоже было против субординации. Негоже сержанту-резервисту обращаться к министру обороны в разгар войны. Но старые приятели поговорить могут?

Когда Даян очередной раз позвонил выяснить обстановку, начальник связи дивизии сказал ему как бы между прочим:

— Тут с вами Бар-Зоар хочет говорить. Можно?

Михаэль взял трубку и стал излагать идею Шарона. Тот стоял рядом. Поправлял, дополнял, отвечал на уточняющие вопросы Даяна – через Бар-Зоара, конечно, — как через переводчика. Непосредственно комдив с министром обороны не общались. Субординация была соблюдена. Канал форсирован. Война выиграна.

Это – о роли историка в истории. Хотя ни в одной книге по истории войны Судного дня (а их вышли сотни) этот эпизод не описан. Никем – включая Бар-Зоара. Историю надо либо делать, либо писать. Иногда это две вещи несовместные.

Публикация: «Москва-Ерушалаим», июнь 2018