Сегодня маме исполнилось 100 лет. Она умерла в 59. Мы с братом давно уже старше нее, и я не могу к этому привыкнуть.

Не помню ее молодой – только по фотографиям. Ее могилу на Востряковском кладбище в Москве нахожу уже с трудом, когда изредка там бываю. Брат, архитектор, придумал ей для памятника гранитный куб, тяжелый камень врос в землю. Там тесно от еврейских погребений было и тогда, а сейчас и того больше. Но березы у изголовья еще стоят, переплетаясь кронами в вышине. Как-то там, когда могила была еще свежа и утрата зияла, у меня сложилось:

 

Могилы наших матерей

Легли под русские березы,

Сковали русские морозы

Могилы наших матерей.

 

Иду по снегу Вострякова,

Могильный мрамор даль чернит,

В сугробах тонущий гранит

И крик

Молчанья гробового.

 

Встать на земле, в земле остаться,

Взойти в ней дерном и травой –

И пусть березовое братство

Сплетает ветви над тобой.

 

Мы по стране заледенелой

В чужую почву сеем прах.

Здесь наше – черное на белом,

Как на березовых стволах.

Mama-all

Это написано, видимо, в 1978-м. Я уехал в 1995-м. Никогда не знаешь, как отзовется. Но все связано.