Первое интервью первого «русского» генерала израильской разведки
Эдди Гендлер, самый высокопоставленный уроженец бывшего СССР в разведывательных структурах Израиля, присоединился к команде Либермана. Он не войдет в список кандидатов от НДИ, но станет первым генералом, заявившим о поддержке партии на предстоящих выборах.
Это его первое интервью. Всего год назад Эдди ушел в отставку после 25 лет работы в самой секретной израильской спецслужбе. Чем конкретно он там занимался, нам знать не дано. О деятельности разведчиков широкой публике становится что-то известно либо за давностью лет, либо – в результате провалов, получивших огласку. Первое исключено по хронологическим причинам – все слишком свежо и, наверное, актуально, второго, видимо, не случилось. Значит, хорошо работал.
Но для интервьюера это момент неудобный. Я лишь спросил:
— Были эпизоды, когда вы сознавали, что именно вы именно сейчас сделали что-то крайне важное для страны?
Он посмотрел на меня, оценивая серьезность вопроса, но все же ответил, хотя и с улыбкой:
— Я надеюсь, что да. Надеюсь, что много.
Поиск порядочных людей
— Как вы вообще там оказались?
— Меня нашли. Сделали предложение. Я отказался. Отказывался четыре года. Мне предлагали еще и еще. И в конце концов, убедили – дал согласие.
— А почему отказывались?
— У меня были совершенно другие планы на жизнь. Я хотел быть инженером-электронщиком, и стал им. Окончил Технион, работал по специальности в «Эльбите». Работа интересная, перспективная, меня все устраивало.
— Вас так обхаживали, потому что им нужен был инженер-электронщик?
— Нет-нет, я на службе занимался совершенно другими вещами, в общем, не связанными с моей прежней профессией. Потребовались совсем иные знания, навыки и качества. Всему этому обучился уже внутри.
— Так почему выбрали именно вас?
— Тогда и я недоумевал. Но сейчас, после того, как много лет сам занимался отбором кандидатов на работу в организации, конечно, хорошо знаю набор определенных критериев, по которым можно судить – подходит тот или иной человек для работы у нас или нет. В конце концов, наша задача – поиск по-настоящему порядочных людей.
— Что??? У нас представление (конечно, в основном, по книгам и фильмам), что разведчик должен быть как раз избавлен от этой химеры – совестливости и порядочности!
— Может быть, где-то у кого-то и иначе, но у нас – так. И если сотрудник проявляет малейшую непорядочность – он моментально оказывается за бортом.
— Как это узнать заранее?
— Заранее все знать невозможно, но есть некоторые фильтры, которые позволяют свести риск ошибки к минимуму.
— С высоты своего опыта вы бы сами выбрали себя тогдашнего?
— Ну, со мной если и ошиблись, то не слишком. Я все-таки прошел путь от рядового сотрудника до главы важного отдела в генеральском звании. А для того, чтобы не ошибиться при начальном выборе, есть кое-какие формальные критерии предпочтений. По некоторым я подходил.
Эдди Гендлер — курсант офицерских курсов
— Какими они были в отношении вас?
— Например, армейский опыт. Я служил в военной разведке –подразделении 8200. И, наверное, неплохо служил – стал офицером. Это плюс. Второй плюс – знание языков. Я и сейчас не полиглот, владею всего тремя, но среди них – русский, что есть далеко не у всех. Не то чтобы я им активно пользовался в работе, однако это тоже преимущество. Но главное – происхождение.
— «Русское» или рижское?
— И то, и другое. Мы все есть прежде всего то, что получили из дому, в семье. Не обязательно в хорошем доме вырастают хорошие люди. Просто больше шансов, что будет так. Я вырос в хорошем доме, европейская культура для меня органична. Это очень важно для нашей организации. Культуре научить тяжелее всего. А мне это досталось даром – от папы с мамой…
Тест на устойчивость личности
Будущего разведчика 5-летним привезли из Риги в 1972-м. Отец – коренной рижанин. Мама – с Украины. Дед по отцу погиб под Москвой. Дед по матери воевал в разведке, дошел до Берлина, войну закончил майором. Возвращаться было некуда – все родные полегли во рвах. Боевому офицеру дали право выбирать местожительство, он выбрал Ригу. Так родители Эдди встретились.
В детском саду. Эдди — на переднем плане. Рига, 1972
Семейное фото на память перед отъездом в Израиль. Дед Миша — первый разведчик в роду.
Семья — музыкальная. Отец играл в оркестре, был главным настройщиком Рижской филармонии. Настройщиком работал и в Израиле, куда приехал 35-летним. Старшая сестра Эдди потом стала оперной певицей, преподавала музыку. Они жили в Холоне, в квартале, где было много «русских» из только что начавшейся алии — тогда репатрианты селились кучно. Из многих окон звучала музыка – где скрипка, а у тех, кто сошел с трапа без нее, — фортепиано.
В один из таких домов, где играли постоянно (там жила пара учителей музыки), 6-летний Эдди постучал сам, и когда ему открыли, сказал, задрав голову:
— Научите меня играть.
— А родители знают?
— Еще нет, я им потом скажу.
Эдди с сестрой. Первый день в Израиле.
Он брал уроки фортепьяно десять лет. Увлекся джазом, играл в джаз-бэнде, сам сочинял музыку, помогал отцу в настройке инструментов. Но унаследовать профессию не собирался. В школе Эдди увлекся точными науками и технологиями. С 14 лет сам стал подтягивать младших по математике. Он с детства знал, чем хочет заниматься в жизни.
Оказалось – не знал. В 27 лет все изменилось круто и навсегда.
— А сами вы изменились? Все-таки профессия разведчика требует специфических навыков и поведения – это должно отразиться на личности.
— Нет. И у меня есть доказательства.
— Какие?
— Когда все начиналось, я тоже этого опасался. Сказал своей подруге: «Если со мной будут происходить какие-то изменения, ты заметишь первой – и первой скажи мне об этом. Тогда я оттуда уйду».
— И как прошли тест?
— Судя по тому, что вскоре она стала моей женой, и со службы мне не пришлось уходить, — успешно.
Герой Израиля генерал Авигдор Кахалани вручает знак отличника курсанту Эдди Гендлеру. Эдди случайно обнаружил этот снимок в книге самого Кахалани.
Стратегическое направление
В этом интервью Эдди говорит по-русски впервые за шесть лет – с тех пор, как умерла мама. Только с ней он общался по-русски. Больше ни с кем, даже в детстве. В 70-е это была позиция.
— В нашем классе почти половина ребят была из Союза, но между собой мы общались на иврите. Когда я видел, что папа читает русскую книгу, закрывал ее и кричал ему: «Читай на иврите!», — смеется Эдди. – Это было довольно жестоко – он еще плохо знал язык. Но я победил.
В 16 лет Эдди сам взял, как он говорит, «азбуку» и стал учить русский заново — чтобы написать письмо бабушке, оставшейся в Риге. Очень скучал по ней.
— Другого способа общения, кроме писем, тогда не было, — объясняет он мотив своего поступка. – А учиться я люблю, все время учусь.
Ко времени окончания службы у него уже было два дополнительных образования. Он прошел курс для руководителей государственных структур в Гарварде и бизнес-школу EMBA Kellogg. Это высшая лига государственного управления и бизнес-менеджмента в мире.
Если учесть еще и обширный опыт руководящей работы в тоже весьма уважаемой в мире структуре, можно сказать, что в отставку он вышел хорошо подготовленным для нового этапа в жизни. Люди с таким багажом не ищут работу – ищут их.
— Я мог бы вполне комфортно заниматься, например, кибербезопасностью в Тель-Авиве, куда меня приглашали и продолжают звать, — рассказывает Эдди, — но мне это не очень интересно. Я хотел заниматься Югом.
— Почему именно Юг?
— Это для нас стратегический регион. Бен-Гурион не зря придавал такое значение развитию Негева. Задача остается актуальной и сегодня. Потенциал Юга огромен, и он не раскрыт до сих пор.
По словам Гендлера, в Беэр-Шеве в последние годы сложилась уникальная система для опережающего развития. Есть университет. Его значение не только как научной базы, а в том, что он является мощным притягательным фактором для молодежи и академических кругов, людей с идеями. Есть толковое муниципальное руководство и государственные структуры, заинтересованные в инновациях. Есть частный бизнес, готовый к ним. Есть общественные компании, настроенные на результат, в том числе в социальной сфере. Самое главное, по мнению Эдди, что все эти составляющие работают в согласованном взаимодействии.
Дважды в неделю отставной генерал занимается с подростками и студентами. Учит создавать и развивать старт-апы.
— Откуда вы это знаете сами?
— Тут как раз ничего удивительного. Любая разведывательная операция – это фактически старт-ап: нужно создать что-то новое, чего никогда не было, и скорее всего никогда не повторится. Тот же принцип.
Эдди и сам возглавил центр дигитальных инноваций, действующий в сотрудничестве с Битуах леуми и муниципалитетом Беэр-Шевы. Его главное направление – разработка технологий для пожилых людей.
Одна из них, например, — мобильное приложение, предупреждающее такую распространенную травму как перелом шейки бедра. К разработке и апробации привлечены сами будущие пользователи. Более 200 пенсионеров, находящихся в потенциальной группе риска, поставляют данные, помогают определить критерии оценки и методы предупреждения, обучают пользованию приложением других.
В сотрудничестве с муниципалитетом и минфином компания разрабатывает технологии и методики преодоления главной проблемы пожилых – одиночества, замкнутости, погружения в себя. Эдди называет это платформой социальной транзакции.
Эффект второго шанса
— Что привело вас в политику, к Либерману?
— Прежде всего, я – пока, по крайней мере, – не собираюсь идти в политику.
— А предлагали?
— Да, мне предлагали баллотироваться в список НДИ. Я отказался, потому что не могу бросить дело, за которое уже взялся, и оно мне по-настоящему интересно. Но поддержку окажу — вне рамок Кнессета, считаю это очень важным.
— Почему?
— По тем же мотивам, по которым когда-то пошел служить в систему безопасности. Называйте это патриотизмом, сионизмом – как угодно. Но скорее это не политическая, а гражданская позиция. Я просто люблю свою страну, и вижу опасности, которые ей угрожают.
— Во-первых, Иран…
— Совсем не во-первых. Вопреки всему, что вы слышите, Иран вряд ли является угрозой существованию Израиля. Это враг — сильный, опасный противник. Они очень умные, умелые, изобретательные, противостояние им – сложная и для профессионалов достойная задача. С этой угрозой мы справимся – никаких сомнений.
— А какая опаснее?
— Мы сами. Наша страна очень разобщена. Раскол в обществе чрезмерно велик, и он продолжает углубляться. Израиль всегда был разделен на лагеря. Но никогда на моей памяти не было в них такого различия интересов, такого влияния явных радикалов, фанатиков. Ничего страшнее этого нет. В сегодняшнем противостоянии утрачивается стратегическое видение, забывается, что мы один народ с общей судьбой.
— Вы видите выход из этого?
— Только один: в объединении общества. Это и есть причина того, что я решил поддержать позицию Либермана. Его предложение о создании широкого правительства, опирающегося на интересы подавляющего большинства, – один из путей к единству нации.
— Даже ценой повторных выборов?
— Надо представлять себе, что было бы без них. Мы все видели, какое правительство могло бы возникнуть в результате прошлых выборов – куда бы мы с ним зашли. В сегодняшнем положении премьера, когда над ним висит столько личных проблем, он не смог бы противостоять влиянию радикалов, и они бы подтолкнули его гораздо дальше, чем он сам хотел.
— Вы имеете в виду харедизацию страны?
— Я уважаю веру, религию, религиозных людей, в том числе ультраортодоксов, я сам из раввинского рода. Мы все евреи, это наши корни. Но когда я сталкиваюсь с явным фанатизмом – это для меня нетерпимо. Фанатики – это угроза. Я не хочу, чтобы наша страна зависела от них. Чтобы мы пришли туда, куда они пытаются нас завести. Для этого надо объединить общество. На это Либерман дал нам второй шанс.
— Реально ли объединить сторонников разных взглядов?
— Я считаю, что это единственный выход. Нам нужно сильное стабильное правительство большинства – только оно в состоянии объединить общество. Какая может быть альтернатива? Победит одна сторона – половина страны останется недовольной, победит вторая – другая половина против. И опять нет единства.
— Вы ничего не говорите о проблемах безопасности.
— Это и есть главная проблема безопасности – отсутствие единства. Вспомните, из-за чего пал Второй Храм. Из-за того же самого – беспричинной ненависти. Ничего опаснее этого нет, и нет ничего важнее преодоления этой тенденции.
Фото: Хаим Горенштейн (Вести, Ynet-Yediot Akhronot) и из архива Эдди Гендлера
